ТРИК-ТРАК

Параллельные прямые обязательно должны где-то пересекаться. Может быть, где-то очень далеко. Иначе нет перспективы.

ЛИЦО ОТ ТЕАТРА:

Как было бы замечательно, если бы жизнь можно было репетировать. Был бы какой-нибудь специальный театр, чтобы проиграть кусочек жизни, или даже целую жизнь, а потом что-то уточнить, исправить… Где-то ввести новых героев? Может, изменить обстановку? Сменить текст…? Только хватит ли время на переделки? Ведь время нам почти не подчиняется. Почти, потому что и время можно включить в игру…

Вы слышите? Часы отстукивают: трик-трак, трик-трак. Это время играет в триктрак. Правила игры очень простые: нужно продвигаться от начальной точки до конечной. Если только найдется свободное место, через которое можно идти. Время бросает кости и определяет количество шагов. Игра немного усложняется тем, что цель не определена и путь неясен. Известно только, что в данный момент можно сделать столько-то шагов. Время играет с нами в триктрак. В этой игре нет победителей и побежденных. Есть более или менее удачливые игроки. Есть игра – соревнование, есть игра – перевоплощение. Есть триктрак. Есть театр. И та, и другая напоминает жизнь. Устроим игру в игре. Соревнование с перевоплощением. Триктрак в театре.

Сцена имеет две плоскости. Действие происходит по необходимости то на одной, то на другой поверхности. На нижней плоскости сидят артисты, которые будут принимать участие в пьесе. Зажигается свет. Освещаются очень условные декорации. На верхнюю часть сцены по ступенькам поднимается Король .

КОРОЛЬ. Поиграем в театр. Каждый в нем может быть кем угодно. Актером, автором пьесы, хромым гардеробщиком. Даже декорацией или занавесом. Можно исполнять несколько ролей сразу. Попробуем драматизировать ситуацию для такого хорошего театра, как этот. Сыграем трагедию. Я, например, буду играть Короля, раз уж я первый это придумал. А вот он (указывает пальцем) пусть будет моим Шутом. Остальных участников мы наберем по ходу пьесы.

(Король уходит. Шут нехотя поднимается на верхнюю сцену. Его одежда, как и одежда Короля, весьма условна).

ШУТ. Я могу растворяться в железобетоне, и меня будут протыкать жесткие ребра арматуры. Я могу пристально приглядется, приблизив глаза к листьям так, чтобы кроме зелени ничего не было видно, и войти в них, став зернами хлорофилла или янтарными прожилками. Это зависит от настроения. Я могу стать куском старой тряпки, которая валяется там, где хочет, и принимать, как она, формы маленьких зверьков, живых и мертвых. Впрочем, в мою задачу это не входит. Я – шут. Я должен придумывать и развлекать. Я неплохо работаю и выдаю по две – три истории в день. Мой король – Король Духа. Я обращаюсь к нему – Ваше Ничтожество. Это его немного заземляет. У него есть еще один титул: Его Высокоодиночество. Это – высший духовный сан. Он всегда вспоминает о нем, когда проходит мимо картины с распятым Иисусом. Эту картину мы вешали на стену вместе с Королем. Я держал ее, а Король прибивал распятого Сына Божьего, заколачивая гвозди в его руки и ноги. Каждый король – чуточку шут, и каждый шут – немного король. Вчера я предложил ему прикрепить к помосту палача плакат «Выше голову!». Королю это очень понравилось. Он сказал, что если его когда-нибудь будут казнить, он использует мои рекомендации. Я придумал также оборудовать все триумфальные арки – гильотиной, чтобы поубавить количество героев. Вечно их сначала награждают, а потом не знают, что с ними делать. Вообще, я очень люблю тему казни и уделяю ей много времени. Недавно я решил, что отрубать голову нужно, конечно, не топором, а знаменем. Все равно оно стоит без дела. Во-первых, не больно, во-вторых, это не просто наказание. Это пафос наказания.

(Оборачивается. В открытую дверь видит Короля. Подходит к дверям).

ШУТ. Доброе утро, Ваше Ничтожество. На дворе осень… Скоро головы полетят…

КОРОЛЬ. Ты стал однообразно острить. Вчера ты мне говорил, что видел стаю перелетных ружей.

ШУТ. Это – правда. Они летели на Юг, размахивая ремнями. Должно быть, они вернуться к нам весной, если хватит пороху. Кстати, какие в нашем государстве есть привелегии для участника будущей войны?

КОРОЛЬ. Право умереть и быть умершим. Что у тебя в руках?

ШУТ. Это – Вам подарок. Совершенно новое зеркало. До Вас в него никто не смотрелся.

КОРОЛЬ. Ну и что?

ШУТ. Вы сможете взглянуть на себя совершенно по-новому и увидеть свое истинное лицо.

КОРОЛЬ. Мое истинное лицо еще не брилось. Оно также не умывалось и хочет спать. Все это я не раз видел в других зеркалах.

ШУТ. Вы находитесь в состоянии невеселости. Вы пили на ночь волеутоляющее?

КОРОЛЬ. Как мне надоели твои каламбуры! Они с утра не стреляют. Меня разбудил будильник.

ШУТ. В будильниках есть что-то адское. Я представляю себе концлагерь для часов. На вышках должны стоять будильники с автоматами.

КОРОЛЬ. (Смеется). Наконец, тебе кое-что сегодня удалось. (Занимается туалетом).

ШУТ. Вам смешно? Часы дробят глыбу времени в пыль моментов. Превращают его в секундную труху. Делают из бесконечной ленты жизни карнавальный серпантин.

КОРОЛЬ. Я тебя отправлю к врачу. Мне не нужны серьезные шуты. Тоже мне – философ. Эпохи вырождения.

ШУТ. (Не слушает его). У каждого времени – своя ненависть,

Я, как Вселенная, стар,

И, как Вселенная, молод…

Жив, может, буду и стар,

Мертв, верно, буду и молод...

КОРОЛЬ. Очень сентиментально. Пойдем завтракать. Сожру сейчас всю твою Вселенную.

Уходят

Завтракают

КОРОЛЬ. (В хорошем настроении). Как ты там говорил: «Каждый имеет право обмануть и быть обманутым». Неплохая мысль. Я запишу ее в конституции.

ШУТ. Я этого не говорил

КОРОЛЬ. Пожалуй, я тебя уволю. Ты выдохся. Ну-ка, быстро скажи мне что-нибудь страшно смешное!

ШУТ. Придет серенький молчок и утащит за бочок.

КОРОЛЬ. Сам придумал?

ШУТ. Нет. Мальчишка один маленький так говорил. Волчок – для него было слишком страшно.

КОРОЛЬ. Серенький молчок – это чудовищно. При всей моей любви к черному юмору я не могу улыбнуться. Так где же твоя шутка? Как ты говоришь. У тебя между головой и плечом – костыль?

ШУТ. Вы мне напоминаете человека в короне.

КОРОЛЬ. Ну и что?

ШУТ. Я просто себе представил, что Вы сначала были в шляпе, потом на Вас надели корону, потом у Вас будет нимб, а потом Вам оденут мешок на голову. Или наоборот. Сначала – мешок, а потом – нимб.

КОРОЛЬ. Я этого не боюсь. А вот ты мне сегодня все время говоришь гадости. Берегись. Петли падают и на шутов.

ШУТ. У меня есть зонтик.

КОРОЛЬ. А что ты станешь делать у стены, если тебя станут расстреливать?

ШУТ. Буду читать стенную газету.

КОРОЛЬ. (Смеется). Ладно. Я пока подожду. Я тебя сначала разжалую. Кем ты будешь, если я тебя прогоню?

ШУТ. Я пойду в заместители.

КОРОЛЬ. В чьи?

ШУТ. Я пойду в заместители героя.

КОРОЛЬ. (Хохочет). Отличная должность. Пожалуй, оставайся.

(Прогуливаются после завтрака).

КОРОЛЬ. У меня возникла мысль поговорить с народом. Как, ты думаешь, ко мне относится народ?

ШУТ. Как к королю.

КОРОЛЬ. Хорошо или плохо?

ШУТ. Народ к королю не относится.

КОРОЛЬ. Ты считаешь, что народ меня не любит?

ШУТ. Если Вы называете народом братьев по отсутствию разума, то думаю, не любит. Народ любит жидкие субстанции. Они любили бы жидкого короля. Жидкого крепкого короля. Крепостью 19 градусов.

КОРОЛЬ. Ты мне надоел своими бреднями. Так ты считаешь, что мне не надо выступать перед народом?

ШУТ. Вы хотите поговорить с эхом?

КОРОЛЬ. С народом!

ШУТ. Я не рассказывал Вам притчу о трещине?

КОРОЛЬ. Нет.

ШУТ. В одном королевстве землетрясение проложило трещину между дворцом и всем остальным королевством. Трещина росла и превратилась в пропасть. Мост построить не удавалось. Король торчал у края пропасти и руководил народом на расстоянии. Пропасть постепенно выросла настолько, что он уже с трудом различал, что происходит на другой стороне. И ответы его подданных становились малопонятными. Он причал, например: «Сл-а-ва!» А оттуда: «А-а-а». Кричал «Да здравствует!» А оттуда? «Не-е-ет!» В конце он бегал над пропастью во лжи и кричал только: «Ау!» и слышал: «У-у-у».

КОРОЛЬ. Ты думаешь, это было эхо?

ШУТ. Нет, я думаю, что у него было плохо со слухом.

КОРОЛЬ. Так мне не следует обсуждать с ними мои реорганизации и нововведения? Ты сам-то слышал о них?

ШУТ. Я считаю, что изобилия можно добиться более простым способом.

КОРОЛЬ. Каким же?

ШУТ. Нужно выпускать побольше зеркал. Каждую буханку хлеба окружить системой зеркал. Она будет бесконечно отражаться в гранях и создавать видимость изобилия.

КОРОЛЬ. Так это же видимость.

ШУТ. А у Вас – слышимость. Слышал – то, слышал – это… Страшно не то, что мы – Сизифы, а что мы – внутри камня. Вверх тормашками катимся вниз. Никогда не можем из него выбраться. Вы, с Вашими идеями – тоже.

КОРОЛЬ. Нет. Это не шут. Это какой-то Иезекииль. (Зевает).

ШУТ. Вы так вселенски зеваете, что пространство сворачивается в бездну Вашего рта. Меня чуть не засосало.

КОРОЛЬ. Моя скука – твоя вина.

ШУТ. Пришли с понятыми и увели непонятых.

(Возвращаются)

КОРОЛЬ. Как ты проводишь время? Тебя любят женщины?

ШУТ. Умирает внутри ежечасно

То, что должно во-веки бы жить

И все наши старанья напрасны

Человечье в себе сохранить…

КОРОЛЬ. Я спросил, как ты развлекаешься?

ШУТ. (Продолжает)

Раствориться в траве и земле,

Задохнуться от запаха хвои,

И лежать в первобытном тепле,

И мечтать о свободе и воле.

Лежу, мечтаю, растворяюсь. Задыхаюсь. Так я развлекаюсь.

КОРОЛЬ. Ты совсем не пользуешься тем, что я – Король. Я могу много для тебя сделать. Хочешь, вон та женщина будет твоей? (Показывает на сидящих внизу).

ШУТ. Женщины – легкоранимые существа. С одной незаживающей раной. А она будет меня любить?

КОРОЛЬ. Насколько можно любить шута.

ШУТ. Шута можно любить шутя.

КОРОЛЬ. (Делает знак рукой. На верхнюю сценуподнимается женщина. Она довольно красива.) Я вас оставлю. Сыграйте сцену любви.

ШУТ. (Ему вслед). Когда людей начинают подчинять одной цели, дело кончается для них плохо. Они превращаются в подавляющее блошинство. (Поворачивается к женщине). Зачем ты пришла сюда?

ЖЕНЩИНА. Я искала тебя… Ты сильно изменился.

ШУТ. Если отсчитывать от моей смерти, то помолодел. Смерть – начало всего, а конец всего – жизнь. Они – как сообщающиеся сосуды. Убывание одного есть прибывание другого. Должен существовать закон сохранения жизни. Жизнь каждого началась с чьей-нибудь смерти.

ЖЕНЩИНА. Может быть, наша жизнь началась со смерти деревьев? Они сейчас так красивы. Ты любишь осенние деревья? Они осенью – тысячерукие. Тянутся пальцами ветвей приласкать нас в нашем одиночестве, а мы смешим, не замечаем, что не одни мы…

ШУТ. Они живут в нашем пространстве, но в другом времени…

ЖЕНЩИНА. (Берет его под руку). Теперь ты – любимец Короля. Можешь говорить и делать, что угодно. Кто из людей может себе это позволить?

ШУТ. В тексте допущена ошибка. Вместо: «Вчера в торжественной обстановке был премирован…», следует читать: «Вчера в торжественной обстановке был кремирован…». Я – марионетка. Меня дергают за ниточку. Только ниточка завязана у меня на шее.

ЖЕНЩИНА. Почему ты настроен так мрачно? Или твои поиски истины оказались бесплодными?

ШУТ. Истина многослойна, как пирог. Один слой – с горчинкой, другой – с кислинкой, третий – с чьей-нибудь кровинкой… Все разом не укусишь…

ЖЕНЩИНА. Что ты сегодня придумал? (Поворачивается к нему).

ШУТ. Придумал, что неплохо бы получить бандероль бандерилий из Франкфурта-на-Одури.

ЖЕНЩИНА. Ну, правда, расскажи…

ШУТ. Ничего особенного. Автобиографическую повесть про горбуна.

ЖЕНЩИНА. Про горбуна? При чем здесь ты?

ШУТ. Разве я не похож на горбуна, который безобразно выделяется и раздражает людей? На горбуна, у которого горб – огромная фига. Вот такая фига всему миру.

ЖЕНЩИНА. Ты, на самом деле, не злой горбун. Ты – очень добрый и хороший. Я тебя люблю. (Целует его).

ШУТ. Я бьюсь головой об стенку, а ты стоишь рядом с мастерком и замазываешь образовавшиеся вмятины и трещины.

ЖЕНЩИНА. На то я и женщина. Но тебе это мешает…

ШУТ. Помогает, помогает, старушка-горбушка. Нет, ты – старушка на курьих ножках.

ЖЕНЩИНА. Неправда. У меня прекрасные ножки…

ШУТ. (Встает на четвереньки). Похож я на быка? На корриде? Я заворожен мулетой. Только она – на настоящая красная мулета, а газета. Я стою, низко опустив голову, выпучив глаза, и читаю что-то в подвале. О ценах на мясо… О бойне… Уже вытащена шпага, а я не могу оторваться…

ЖЕНЩИНА. (Хохочет). Ты – ужасный человек.

ШУТ. Я – умственно усталый.

Я устал от отсутствия писем,

Я устал от отсутствия денег,

Я устал от отсутствия мыслей,

И от мыслей устал я, как гений.

ЖЕНЩИНА. Гений, пойдем, что-нибудь съедим. Мне нужно сохранить себя для потомков.

ШУТ. Ты хочешь, чтобы я воспитывал педерастающее поколение?

ЖЕНЩИНА. Нет, с тобой невозможно.

ШУТ. Просто мы с тобой похожи, как две капли воды… на огонь. Пойдем, я залью тебя стаканчиком вина.

(Пьют вино)

ЖЕНЩИНА. Ну, как твое сложно-сочиненное и неопределенно-личное настроение улучшилось?

ШУТ. Я заряжаю праздностью аккумулятор отупения.

ЖЕНЩИНА. Ты со мной здорово поглупел?

ШУТ. Внутри у меня кащей бессменный.

ЖЕНЩИНА. Подожди, еще прошло мало времени с тех пор, как мы вместе. Все изменится, вот увидишь!

ШУТ. Время работает на нас, сказал один червь другому. (Ему все наскучило). Иногда кажется, что в руках – carte blanche . Все возможно. Все доступно. Делай что хочешь. Потом приглядишься: carte blanche оказывается грязной, затасканной бумажкой, на которой накарябана вся дальнейшая судьба твоя со всеми подробностями…

ЖЕНЩИНА. И я одна из этих подробностей?

ШУТ. Нет, ты – сюжетная линия. Моя любимая линия. Но в этой пьесе, к сожалению, есть и другие…

Стужа наступает,

Утром не светает,

Сердце холодает,

Снег в руках не тает.

ЖЕНЩИНА. Мне непонятно, чем ты тяготишься? Почему тебя все время от жизни тянет к смерти?

ШУТ. Это ее тянет ко мне.

Мы – дети времени. Его мы семени.

Мы – дети-выродки. У века-ирода.

Кого помилуют – кого кастрируют,

А коли пули льют, так значит всех убьют.

Мы все преданы временем. Обмануты местом рождения.

Уродиться в каком-нибудь голом бы племени.

У которого нет ни о чем сожаления.

У которого нет исторически страшного прошлого,

У которого нет исторически подлого будущего.

ЖЕНЩИНА. Есть еще и настоящее. Есть я, которая и в этом настоящем любит тебя.

ШУТ. По-настоящему в настоящем? А можно любить по-прошлому в будущем?

(Появляется король)

КОРОЛЬ. Вы думаете, у Вас есть будущее? Вы слишком увлеклись настоящим. (Женщине). Отдохни немного. Каждый должен сыграть свою роль. (Машет рукой. На сцену поднимается палач. Он тащит подмышкой большую куклу. Женщина уходит).

ПАЛАЧ. Привет, Ваше Величество (протягивает рукуШуту, но тот отстраняется. Палача это совсем не огорчает. Он доволен и весел). Хорошо у Вас тут сделана сцена. Как помост. Только трупы неудобно уносить: лестница узкая.

(Король глупо улыбается. Шута передергивает).

КОРОЛЬ. Что это у тебя?

ПАЛАЧ. Тренажер. Очень удобная штука. Моделирование казни. Отрабатываю на нем все приемы.

ШУТ. Большой опыт за плечами?

ПАЛАЧ. (Не понимая иронии). Да нет, я работаю недавно. На пол-ставки в тюрьме. По-совместительству – в театре. Начинал как все. С зада. Теперь вот повысили. Стал работать с головой.

ШУТ. И много работы?

ПАЛАЧ. Не очень. Все жду, когда мне тут дело дадут. Надо совершенствоваться, иначе по службе не продвинешься.

ШУТ. Куда же выше головы-то?

ПАЛАЧ. (Не понимает). Дело ведь не в том, чтобы лишить человека жизни. Это делают другие. Нужно, чтобы наказание принесло пользу человеку и обществу.

ШУТ. Особенно полезны безголовые…

ПАЛАЧ. Ваше Величество, Вы мне обещали работу по специальности. Странный у Вас театр. Вроде игра. Или все по-настоящему?

ШУТ. Палач – всегда настоящий.

КОРОЛЬ. Сцена ничем не отличается от жизни. Здесь людей тоже оценивают по качеству игры.

ПАЛАЧ. Казнить кого-нибудь собираетесь? Этого, что ли? (Показывает на Шута).

КОРОЛЬ. (Явно смущен). Нет. Что ты! Без него нельзя…

ШУТ. Да Вы не стесняйтесь, Ваше Высокоодиночество. Если не боитесь остаться в одиночестве. Не важно, отчего человек умер. Важно, отчего он живет. Я – как слепой с палочкой. На канате, под куполом цирка. Балансирую словами. Недолгожитель с уникально-депрессивным психозом. Одно несбалансированное слово может свернуть шею. Хотите, я что-нибудь Вам скажу такое, чтобы дать ему работу.

(Во время всего разговора Король постояннотрогает куклу палача. Поглаживает, ставит).

КОРОЛЬ. Нет. Пусть пока потренируется.

ПАЛАЧ. Смотрите, как бы я его… (показывает на кукле).

КОРОЛЬ. Вот-вот, разомнись…

ШУТ. (Напряженно смотрит). Мне нечего бояться. Я уже все сказал и все сделал. Ничего не исправишь и не изменишь. По утрам я просыпаюсь самоубийцей. Или мизантропом. С тупой головной болью и разноцветным языком. Я беру в руки бритву и готов перерезать горло себе или всему миру. И какое-то чудо меня удерживает, и я просто бреюсь. Я выпиваю чашку кофе, а не яд. Бог сна и смерти неохотно отпускает меня в бытие. Или я просто ленив, «как сорок тысяч братьев». Недалеко то утро, когда я, наконец, останусь спокойно в постели. И меня побреют чьи-то неумелые руки, и в мелких порезах не выступит кровь. Во мне никогда не было «стержня», на который можно было бы нанизывать день за днем. Накалывать стремления, успехи и радости. Я всегда растекался в пространстве и во времени. Как на картинах Дали, где пространство облепляет время, а время высасывает из него форму. Я – его персонаж. Из которого время высосало и форму и содержание. Я – знак протеста. Мне надоела и вся эта пьеса. Я не желаю быть оборотной стороной королевской медали. Я не хочу быть средством от перхоти для лысеющих страусов. Я не хочу больше острить. Я не хочу больше играть. Я хочу просто жить. Я ухожу. Нельзя бежать по табуреткам. Все пространство до горизонта забито табуретками и виселицами.

(Спускается вниз)

КОРОЛЬ. Ты мне брось этот фатализм. (Палачу). Иди, посиди пока! А куклу оставь! (Палач уходит. Король ставит куклу на подставку).

ШУТ. Ваал? Будда?

КОРОЛЬ. Все наши беды – от безверия. Нам нужен Бог. Почему бы не сделать его богом?

ШУТ. Пожалуй. Этот истукан так страдал в руках Палача, что его следует канонизировать. Впервые в истории религии: канонизированный истукан!

КОРОЛЬ. Устроим открытие…

ШУТ. …Торжественное открытие истукана…

КОРОЛЬ. …с Военным парадом…

ШУТ. На котором будут погонные метры погон…

КОРОЛЬ. …с народным гулянием…

ШУТ. Всякий король выдает свое желаемое за наше действительное.

КОРОЛЬ. Помолчал бы…

ШУТ. Мы – не рабы. Рабы – не мы. Не мы – рабы. Рабы – немы.

КОРОЛЬ. Вот и молчи, раз не понимаешь. Ты можешь только отрицать. Нужна позитивная программа. Нужно, наконец, перестать говорить! Нужно что-то делать!

ШУТ. Каждый должен делать свое дело, которое кроме него никто не сделает. Король должен править. Женщина – любить. Палач – казнить. Шут – шутить. Истукан – молчать. Чтобы правильно показать белую снежную пустыню, нужно найти в ней одинокое черное дерево, чтобы соразмерить расстояние и задать систему координат. Я работаю у Вас деревом. Под ним растет гриб ГРУСТЬ. А издалека оно вызывает щенячее чувство тоски…

КОРОЛЬ. Мы зашли в тупик. В этой графоманической пьесе есть место для любой глупости. Мы насадили целое поле глупостей. Удобрили банальностями. Оросили хорошенько юмором. На этом поле нашлось место и для довольно основательных суждений, глупость которых видна не сразу. И для совсем умных замечаний, которые, к сожалению, не дают всходов. Здесь можно было говорить и делать, что хочешь. И каждое слово, даже если оно будет сказано , имело право на существование. Как всякая пьеса, это имеет начало и конец. Причем и того и другого сделано несколько вариантов, чтобы зритель мог начать откуда ему вздумается и уйти, как только надоест. Конец хотелось бы сделать хорошим, но поскольку совершенствовать его можно бесконечно, мы закончим словами: «Конец». По крайней мере это звучит убедительно. Что касается героев, то их у нас просто нет. Все действующие лица настолько оторваны от действительности, что зрителям не придет в голову отождествлять себя с кем-нибудь из этих субъектов, которые непонятным образом прошли сюда. Очевидно, их просто кто-то привел. Смотреть и слушать все это можно, но не обязательно. Ибо эта пьеса не нуждается в зрителе. Нет уверенности также, что у нее есть автор.

ШУТ. (Оглядывается кругом, о чем-то напряженнодумает. Его явно что-то сильно озадачило). Автор! Все дело в Авторе! (Взбегает наверх). Я все понял!

КОРОЛЬ. (Недоверчиво). Что ты понял?

ШУТ. Эта сцена – голова Автора. Это (стучит ногой) – его сознание. Там (показывает вниз) – бессознательное. Там – глаза. Там – уши (показывает). Мы – в его воображении. Мы живем, пока не кончится пьеса. Пока он думает о нас.

(Растерянные артисты собираются на верхней сцене)

ПАЛАЧ. (Явно потрясенный). Не может быть!

ЖЕНЩИНА. Играть, чтобы жить! Как это прекрасно. Можно только мечтать об этом.

КОРОЛЬ. Почему ты думаешь, что это – голова? Что за ерунда?

ШУТ. Эту пьесу никто никогда не поставит. Единственное место, где она может быть разыграна – голова Автора. Мы играем «на его площадке». Довольно унылая, надо сказать, и захламленная у него башка. Свету мало. Ничего интересного…

КОРОЛЬ. Ты это брось! Раз родился здесь, должен любить это место. И вообще, как ты догадался?

ШУТ. Не знаю. Я вдруг почувствовал, что все, что я здесь говорю, не просто мною выучено. Я не знаю текста пьесы. Я не знаю, что должен говорить и делать в следующую минуту. Это исходит от Автора. Мы – маленькие человечки в его шкатулке. Иногда нас одолевают его ассоциации и мысли о другом. Иногда доносятся непонятные звуки снаружи.

КОРОЛЬ. Твой последний монолог очень странный. Он совершенно выпадает из общего содержания. Но ты ведь собрался уходить? Интересно куда?

ШУТ. Кроме как в подкорку, пути нет.

ЖЕНЩИНА. Может, надо себя сильно ущипнуть, чтобы проверить…

ШУТ. Чтобы проверить, надо Его сильно ущипнуть.

ПАЛАЧ. Выходит, если жизнь тут нематериальная, значит и смерть тоже?

ШУТ. «Все абсолютно идеальное – абсолютно реально». Какая вам всем разница, живете вы или вам это кажется? Если вы не можете отличить подлинную жизнь от выдуманной кем-то? Какая вам разница, в голове вы или в ж…, если вас это устраивает? Засуетились! Попробуйте отличить мои слова от Его слов! Слово неотделимо от Автора. Будьте счастливы, что он призвал вас к игре и воплощению своих мыслей.

КОРОЛЬ. Все-таки… (осторожно), знаешь…, хотелось бы убедиться, что то, что ты говоришь – правда. Как бы проверить?

ШУТ. Вы хотите проверить, живете Вы или нет? Могу устроить. Палач, неси топор! Сейчас мы отрубим Вам голову! Вы рассчитываете, что она не отвалится или прирастет обратно?

(Король, напуганный, отходит)

Я был о Вас лучшего мнения. Если мысль о проверке – Его мысль, значит, и голова отвалится. А если Его нет, и эта мысль – Ваша, то отвалится тем более! За хвост себя поймать трудно, а Его – невозможно. Когда нельзя проверить, нужно поверить.

ЖЕНЩИНА. Так что, собственно, изменилось? Какая разница для нас, где мы? И что нами движет? Давайте играть дальше, раз уж точно известно, что выхода нет…

КОРОЛЬ. Будем играть. По чьей воле? Неважно. Жизнь не требует обоснования. Родили – и живешь.

ПАЛАЧ. А что будет с моей карьерой?

ШУТ. Твоя карьера не пострадает ни при каких условиях. Будешь обслуживать комплекс вины. Какая, по-твоему, самая страшная пытка?

ПАЛАЧ. Водой и огнем.

ШУТ. Самая страшная пытка – пытка временем.

КОРОЛЬ. Что ты хочешь этим сказать?

ШУТ. Только люди измеряют время. Именно от этого им плохо. Они дифференцируют время. Нужно его интегрировать. Накапливать…

ПАЛАЧ. Что же это за пытка?

ШУТ. Пытка? Очень простая. Человека лишают прошлого и будущего. Заставляют жить только настоящим. Измеренным кусочком. Часом, годом. Даже вся жизнь человека, лишенная прошлого и будущего, ничего не стоит.

ПАЛАЧ. Глупости, никакая это не пытка.

ШУТ. Пытка только для тех, кто чувствует. Ведь бессмысленно пытать труп водой и огнем.

КОРОЛЬ. К чему ты все это говоришь?

ШУТ. Эта пьеса – пытка. Без прошлого и будущего. Не Кронос пожирает своих детей. Это дети едят тело Кроноса, расчленяя его на куски. Рвут мясное настоящее. Все обжираются настоящим. Давятся каждым моментом. Хватают и уминают каждый час. Пьют теплую свежую кровь нового дня… Они все умирают от несварения времени.

ЖЕНЩИНА. Ты хочешь сказать, что мы тоже убиваем время и самих себя?

ШУТ. Нет. Это мы и есть куски времени. Время – палач, время – король, время – женщина, время – шут. Когда кончится пьеса, мы исчезнем.

КОРОЛЬ. Мы – то настоящее, которое съедят зрители?

ШУТ. В этой пьесе нет зрителей. Вы забыли? Мы все играем в триктрак со временем. Вам давно выпали две шестерки! Что же вы стоите на месте? Вы не знаете, куда двигаться? Настоящее – одномерно. Можно только стоять на месте.

ЖЕНЩИНА. Ты действительно устроил какую-то пытку.

КОРОЛЬ. Если ты умеешь жить не только настоящим, сделай что-нибудь. Научи нас, наконец!

ШУТ. Это трудно. Но давайте попробуем! Попробуем хотя бы чуточку просуммировать время. Хотя бы несколько мгновений. Попробуем прекратить пытку. Прикоснемся хоть ненадолго к прошлому и будущему. Сделаем несколько шагов. Трик-трак. Время дает нам шанс. Попробуем не лгать. Ложь нужна только в настоящем. Ни прошлому, ни будущему она не нужна. Вы сразу почувствуете, что можете перемещаться. Вы увидите свой путь и шагнете. Правда, могут начаться другие неприятности и другие пытки. Путь будет изломан. Важно, чтобы мы прошли расстояние от начала до конца. Тогда можно будет играть целую вечность. Бросай кости, время. Репетиция продолжается…